Посвящаю эту книгу моим любимым родителям, — папе Василию Николаевичу и маме Галине Николаевне, любителям розыгрышей и танцев, прекрасным и веселым людям, пережившим много невзгод, колесившим всю жизнь с тремя детьми по военным гарнизонам и странам, умным, мудрым, заботливым, жизнелюбам, окруженным детьми, внуками и друзьями!

РОДИТЕЛЯМ

Когда мы самых близких из людей,

Своих седых отцов и милых матерей

Словами чествуем, смущаясь, тянем звуки,

Косноязычия испытывая муки.

Как проще было бы в молчании обнять

И целовать стареющие руки.

К себе родное существо прижать

Без всяких слов. И молча поздравлять.

Но представляем это лишь в разлуке…

Не часто вспомнишь, как там мать моя?

Как там отец, о чем его мечтанья?

И только лишь, когда в душе страданье,

Любой из нас в гнездо родное мчится,

Чтоб от судьбы ударов защититься,

Хотя б на миг, себя вдруг ощущая

Ребенком, память детства возвращая…

Было время, было давеча,

Свадьбой сказки все кончалися,

А у нашего (отчество),

Свадьбы только начинаются!

Ты прими, прими, (отчество) – свет,

От народа поздравление.

Ну, теперь уж, без сомнения,

Будешь скоро многодетный дед!

И супругу, вскоре бабушку,

Пусть здоровьем Бог побалует,

Потому что милы детушки

Вскоре внуками пожалуют!

Пусть невестушка красивая

Со свекровью будет милою

И такой же терпеливою,

И от этого, счастливою!

Чтобы тещу обхожденьем взять,

Быть любезным должен (имя) зять.

Пусть всегда будут важны

Зятю тещины блины!

Счастья, радости всем! Пусть

Будет редкой в жизни грусть!

Пусть дуэт ваш сложится,

(фамилия) множатся!

Все в пеленках, ползунках

Обретете счастие,

Пусть прославится в веках

Славная династия!

Зарубежная лирика в переводах автора

Д. Г. Байрон Сегодня мне тридцать, старею

Сегодня мне тридцать, блестит седина…

(Что будет тогда к сорока?

Парик я задумал купить тут на днях…)

Но сердце незрело, парю в облаках,

Лета пролетели, как солнечный май,

И чувство мое не вернется, прощай;

Потрачена жизнь на пустой интерес,

Побед позади, – шумный, сумрачный лес.

Но нет, никогда не падет и слеза,

На сердце мое, ни ночная роса,

Прекрасных вещей мне теперь не познать,

Эмоций любви уже не ощущать,

И грудь не кольнет от страданий с сих пор.

Цветок лишь, порадует грустный мой взор?

Увы! Это все не в моей уже власти, —

Удвоить цветка пожелтевшего сласти.

Не буду, о нет, никогда уж желать я

Тебя, – мой единственный мир и проклятье!

Лишила всего, я – ничто для тебя,

И ты покидаешь меня, не любя:

Уходишь навек, как растаявший миг,

И чувств не осталось, и дум никаких.

Меня осудила, душе моей тесно,

Хотя, небесам лишь о правде известно.

Прощайте все чувства мои и желанья,

И жен, и девиц, да и вдов обаянье,

Вы сделали все из меня дурака, —

Отныне, свершать я не буду греха;

Тебе, мой доверчивый трепетный ум,

Отныне, – запрет на кокетливый шум,

Я, с чести своей полномочья сложу,

И с жадностью дружбу теперь завожу.

Разбил все амбиции, идол пропал,

И Горе, и Радость я в жизни познал;

И эти, последние, дороги мне,

Моим отражением стали в судьбе:

Как Медный, Бэкона монах говорил,

«Проносится Время безудержно мимо»,

Сияние юности, все я сгубил,

И сердце истратил на страсти и рифмы.

Каков же известности нашей венец?

Бумага исчеркана вся письменами:

Взбираюсь на гору, вершина – конец,

И встреч уж не будет там, в тихом тумане.

Кто пишет, героев своих убивает,

Поэт, свою свечку, – с душою сжигает,

И в пыль превращается оригинал,

И – вечности, слепок его, не познал.

Да есть ли надежда? Египта владыка

Хеопс, пирамиду воздвигнул, гордясь,

Но это, – лишь вещь, хоть она и велика,

Истлел он, сам в мумию там превратясь;

Грабитель сокровищ древнейших желал,

И, гроба покрытие грубо сорвал:

Не значит для нас ничего монумент,

И пепел Хеопса, развеян в момент.

Но я философствовать очень люблю,

Увы! Вам сегодня я всем говорю, —

Рожден кто, – тому суждено умереть,

И плоть твоя, – сено. Не надо жалеть;

Ты юн был и глуп, не грусти о былом,

Могло быть и хуже, – подумай о том…

Скажи-ка спасибо, что все обошлось,

И вора на твой кошелек не нашлось!

В мысль загляни мою, прочти и удиви,

Ныряй, не бойся очень темных волн,

С мыслью-жемчужиной оттуда приплыви,

Мир в глубине, красот чудесных полн.

Ныряла я, искала их, но там лишь мрак один,

Исчезло все, и жизнь, и мысль, и память он сокрыл,

И, погружаясь в черноту и пустоту глубин,

Погасло небо, солнца свет, и луч надежд остыл!

Все отдала бы я за миг, чтоб слышать нежный бриз,

То дуновение, что жизнь несет с собой, не смерть,

Но мысли трепетной, угас нечаянный каприз,

Душе моей осталось лишь, во мраке коченеть.

Легко нарушить чести слово,

Но трудно долг свой выполнять,

Жаль, что для сердца, – лишь оковы,

Когда не можешь счастья дать.

Ты свои чары упражняешь

Но я давно приворожен,

Ты лишь опасность приближаешь

Манишь к безумью сладость волн.

Не убегай, я умоляю!

Откройся взгляду моему!

Ведь все равно я все узнаю,

И слово данное, верну.

Тебе свободу возвращаю,

Я верен клятве был своей,

Прости, отныне исчезаю

С глухой тоской в душе моей.

Друг друга любили, но только напрасно,

От чувств испытали одно сожаленье;

И ненависть больно душила и страстно,

Желали найти от любви избавленья.