Дзен и велосипед: велопрогулка как вид медитации | Страница 5 | Онлайн-библиотека
Сострадание действует как сеть. Кто-то его не проявляет, пока другой его не готов воспринимать; оба служат для этой энергии каналами.
Чем усерднее практиковать сострадание, тем больше его становится.
Родители городских подростков стараются по возможности обуздать их. Они говорят: «Тело – это твое средство перемещения в пространстве; виноват может быть и другой человек, но основная тяжесть всегда ляжет на тебя. Я знаю, ты-то осторожен… а вот от других можно ждать чего угодно». Это общие фразы, но в них все же заключена какая-то истина. В прошлом и настоящем. Слабенький толчок от автомобиля – и ты падаешь. В молодости всего лишь обдираешь колени; с возрастом же рискуешь сломать какую-нибудь кость. Небрежность может оказаться роковой.
Но… как можно жить без велосипеда? Чем его заменить? Спорт – это же совсем другое дело.
«Я ничего не запрещаю, но не говори, что тебя не предупреждали. Когда ты берешь велосипед, я волнуюсь…» Стоит усесться в седло, и гора предупреждений спрессовывается в понимание риска. И уже не нужно слышать парализующий вас голос: «Поосторожнее с этим, поаккуратнее там», – вы сами начинаете время от времени проявлять бдительность и внимание.
Вы знаете, куда идете, и учитесь видеть, не глядя. Вы понимаете движения машин и уверены, что ваши собственные – предсказуемы.
Несмотря на все, в городском велосипедисте есть героический дух. Он – Давид, который рискует жизнью, бродя среди Голиафов. Машин, которые накатывают сзади и проезжают дальше, ни на кого не обращая внимания; машин, которые обгоняют, игнорируя соседей по ряду; машин, которые, выезжая с парковки, чуточку высовываются, чтобы увидеть, свободна ли дорога.
«Разве это не опасно?» – спрашивает клиент, видя шлем, висящий у меня на рюкзаке. Он произносит это восхищенно и настороженно, думая: «Какого лешего мой редактор разъезжает на велосипеде? Он что, не может перемещаться каким-то иным способом?»
«Да, – отвечаю я, в то время как сценарии автокатастрофы и смерти чередой проходят перед моим мысленным взором, – но я осторожен». И произнося это, понимаю, что вынужден лавировать между легковушками, мотоциклами, автобусами и грузовиками, которые движутся вдвое или втрое быстрее и маневрируют в потоке, как им заблагорассудится, и что самый легонький толчок может сбить меня с ног. Тем не менее, есть причина, по которой я продолжаю крутить педали и которую трудно, а то и невозможно объяснить.
«А вам не кажется, что, продолжая этим заниматься, вы поступаете как-то по-детски?» На двух улицах, видных из его офиса, проложили двухполосную велосипедную дорожку, и по ней уже вовсю ездят несколько мужчин нашего возраста. Однако моему клиенту, как и шестерым из тех семи человек, которые никогда не увлекались велосипедом, такое количество велосипедистов, колесящих по городу, говорит лишь о потребности в независимом средстве передвижения. А тому, кто хочет услышать, оно говорит еще и о том, что каждый – сам кузнец своего счастья, и социальная система, которая противоречит даже собственным парадигмам, не должна быть ему помехой. Больше не осталось времени мечтать об утопии, которая когда-нибудь осуществится… Вы должны воплощать ее сами, незначительными повседневными делами, пусть и совершенно не связанными друг с другом, например, засадить и обихаживать грядку в дальнем конце сада, или собирать пищевые и остальные отходы в разные контейнеры, или время от времени выключать воду, когда моете посуду. Этими поступками мы формируем отношение, которое понемногу пронизывает всю нашу жизнь.
Я мог бы также объяснить, что на велосипеде ездят по меньшей мере два Хуана Карлоса: ребенок, который когда-то любил вообразить себя летящим и ощутить ветер на своей коже, и благоразумный реалист, уже усвоивший кое-какие уроки. Радость жизни трехлетнего ребенка, который сломал два молочных зуба, потому что не знал, как вовремя остановиться, все еще жива, хоть с тех пор этому ребенку и пришлось столкнуться с тысячами разных приспособлений для жизни (в том числе и с фарфоровыми коронками). И радость эта требует выхода.
Моя жена, чтобы выбраться из дому, вынуждена садиться на велосипед. Я же, пока Сарита едет на велосипеде на площадь, всегда далеко – дальше далекого, как выразился Федерико Перальта Рамос, создатель философии
Это называется «метапотребностями». После удовлетворения базовых потребностей в еде и питье, в безопасности (иметь крышу над головой), в любви и в приемлемом уровне самооценки желание вести полноценную жизнь влечет за собой потребности, не менее насущные, но подавляемые в течение какого-то времени. Люди средних лет, обеспечив свои основные потребности, часто прибегают к лекарствам, чтобы ощущать эмоциональную стабильность, безопасность, самореализованность и удовлетворенность, а проснувшись ночью, засыпать снова.
Таблетки притупляют те чувства, рождающиеся в абстрактной форме, или вызывают необъяснимое ощущение пустоты. Они заставляют вас считать, будто вам стало лучше. А комарик-то продолжает зудеть.
Достичь свободы вовсе не означает позволить себе уйти на все четыре стороны. Это означает научиться принимать решения: смело избавляться от привычек, с которыми вы срослись и которые имеют обыкновение возвращаться автоматически, потому что легче не думать о том, как сильно они на вас влияют, потому что вы боитесь попробовать что-то новое и вызвать сбой в знакомой реальности. Это означает позволить себе, как ребенку, экспериментировать и признаваться в собственных желаниях…
Одни попросту страшатся ездить на велосипеде по городу, и страх этот пострашнее любого физического риска. Велосипед не вяжется с их образом жизни, и, следуя ему, они постепенно закрывают двери. Нынче для них велосипед относится к категории вещей, о которых запрещено даже задумываться.
Другие не скрывают своей очарованности. Пару раз провернув педали, они, даже сами того не понимая, начинают среди других моментов, в которых ум доминирует над любыми эмоциями, ловить моменты безмысленного наслаждения. А оно пробуждает в них память о давно забытых телесных ощущениях.
Непередаваемое чувство.
Что правда, то правда: рубашка у меня мятая и небрежно болтается поверх брюк, пряди волос торчат в разные стороны, между пальцами и в уголках глаз грязь, а на лице слегка бессмысленное выражение блаженства. Усердно покрутив педали со скоростью 10–15 километров в час по 50 улицам, любой будет выглядеть потрепанным.
Мой коллега в твидовой куртке безупречен. Он приветствует меня: «Когда вы сотрете с лица эту свою воскресно-блаженную мину, мы можем приступать».
«Какую мину, какое блаженство? Разве не ясно? – спрашиваю я, делая вид, будто удивлен. – Я сосредоточен сильнее, чем когда-либо… Более того, по дороге я очень четко видел места, где мы могли бы застрять».
Вынимаю из рюкзака ноутбук и кладу на стол. Открывая его, я повторяю себе: «Когда я ем, то просто ем, а когда я сплю, то просто сплю…» Он начинает читать вслух. Я слушаю, глядя на экран. Постепенно я забываю, как неуютно чувствую себя из-за него.
В тот момент я не обращаю внимания на реакцию, которую сам же и вызвал. Я вовсе не хочу, чтобы он соглашался с моими предпочтениями. Я просто хочу, чтобы он в них не сомневался и понимал, что я не хочу его ни в чем убеждать. Он – это он, а я – это я, и я приехал на нашу еженедельную встречу на велосипеде. Это не значит, что он должен делать то же самое.
Почти три часа спустя я еду по той же велосипедной полосе, но в обратную сторону. Уже полдень, и многие уходят с работы, мужчины и женщины. Многие из них, похоже, движутся куда-то целенаправленно. Передо мной едут двое мужчин с портфелями, крест-накрест привязанными к курткам, наподобие патронташей. Еще – молодая мать с девчушкой на заднем сиденье и коробкой для завтрака в корзине.