Не касаясь земли | Страница 8 | Онлайн-библиотека

Сначала к Лии подкатилась какая-то тщедушная девушка, она робко касалась её. Лия старалась не размыкаться с ней, но мысли о своём падении настолько сильно занимали её, что первое время хотелось выть, заглушая музыку. И Лия якобы мычала мотив, но на самом деле это был вой… вой раненой волчицы.

Эта активная медитация сегодня не смогла отключить её от бытия, как прежде.

Первая часть уже подходила к концу, когда она пришла, и потому очень скоро музыка перестала звучать, все собрались в большой круг, сидели на полу, поджав ноги, делились, рассказывали о своих ощущениях, дошла очередь до неё, она едва выдавила из себя: «Я промолчу…»

Лия находилась в состоянии полной прострации, ей не хотелось ни жить, ни умирать.

И когда приступили ко второй части занятий, Дарья Холодок, начинающая актриса, которая только что ползала вместе со всеми по паркету, сказала, что сейчас будут занятия по постановке голоса. Она назвала стоимость и предложила оплатить. Лия, словно рассердилась, что её беспокоят какой-то ерундой, в то время как она наконец-то отрешилась от всего, когда она не с ними, не здесь, когда она не в этом измерении… Лия вдруг встала во весь рост и сказала резко, неожиданно для самой себя очень сильным и громким голосом:

– Боже! Каждый зарабатывает, как может!

Она кинула на середину круга откуда-то взявшиеся у нее в кармане долларовые купюры. Дарья с её открытым высоким лбом покраснела до кончиков волос от такой выходки, и не успела ничего сказать, как Лия покинула зал.

В раздевалке она лихорадочно думала:

– Что со мной происходит? Что?! – и не находила на этот вопрос ответа.

Она шла по Нескучному саду, когда позвонил Борис. Голос был у него какой-то извиняющийся, и она поняла, что его слова о расставании с женой были полным враньём. Он даже не скрывал: – Я не мог ответить на твой звонок, а теперь я гуляю с собакой и могу поговорить с тобой, Лия.

Она ответила:

– Пошёл вон!

Он ошарашено произнёс:

– Не понял?

– Гав! – сказала она в трубку очень громко. – Гав!!! Гав!!! Гав!!! – и отключилась.

В саду было темно, и только каким-то красным мутным светом светили низкие фонари вдоль дорожки. Никого кругом не было. Ей вдруг стало смешно. «Гав!» – сказала она самой себе. «Гав! Гав-ав-ав-ав!!!»

Она лаяла и смеялась, лаяла и смеялась. Потом улыбнулась самой себе и вызвала такси. Таксист никак не мог взять в толк, по какому адресу ехать. Она говорила, что она в парке. Но он не понимал, как её там найти, у какого дерева, у какой беседки… Она обозвала его тупым. Прошла напрямик из Нескучного сада через парк Горького и поехала домой на троллейбусе. Ей было всё время смешно, и её это приключение теперь сильно забавляло. Рядом хрипло кашляла какая-то женщина, затем стала надсадно кашлять другая, сидящая прямо перед Лией. Они кашляли наперебой. Зараза какая! Лия кутала свой нос в тонкий итальянский шарфик в мелкий горошек. Но спасения не было. Лия всегда ездила в автомобиле, и не могла предположить, что для перемещения в троллейбусе нужен более сильный иммунитет.

На следующий день она заболела, слегла с температурой 38,8 и так валялась одна в своей квартире несколько дней. Пила воду из кулера и иногда горько плакала.

ЧАСТЬ II

РУЗА

Глава 1

Она лежала на высокой кушетке под слоем лечебной грязи, укрытая поверх плёнки клетчатым больничным одеялом, и наблюдала за окном следующую картину. В белой пластиковой раме окна на фоне густой тёмной пихты мерно покачивались ветки берёзы, усыпанные ещё крепкими золотисто-терракотовыми листьями. Стояла та пора золотой осени, когда ветер ещё не набрал силу и лишь слегка поглаживал листья, едва-едва касаясь, словно нежный любовник, который, не торопясь наслаждается, упивается красивым женским телом. И вместе с тем, словно в невесомости, в этом мерном, почти неземном покачивании-убаюкивании, в этой разлитой нежности Лия так сильно ощущала хрупкость бытия, его скоротечность, что сердце щемило от безысходности, от невозможности что-либо изменить, и ей, напротив, от этого покоя было неспокойно. Хотя это её чувство было иного рода, оно было несравнимо с тем, что творилось в её душе, когда она находилась в городе, особенно в последнее время.

После мучительных дней в Москве, после продолжительной сильной простуды, Лия, когда ей позвонили из собеса, сразу же дала своё согласие ехать по горящей путёвке в подмосковный санаторий. То ли она была ещё в полном бреду после высокой температуры, то ли сказывался этот её страх перед жизнью, с её нерешаемой проблемой возраста и одиночества. Он так прочно вселился в неё, что самое время было укрыться от всего навалившего разом в незнакомом месте. Она понимала, что вряд ли это место с больными, пожилыми людьми способно излечить её, что там, вне её прежнего круга, ей станет нестерпимо скучно. Но понимала она и другое – сменив обстановку, она сможет избежать тех нелепых поступков, которые она совершала недавно и которые, не исключено, будут повторяться, если она останется в Москве. Кроме того, побыть в обществе совершенно незнакомых людей, возможно, даже полезно, чтобы адекватно оценить всё, что происходит в её жизни сейчас, когда она лишилась привычного распорядка жизни и стала настолько близка к полному отчаянию, что не находила себе места нигде. Ни в чем ей не было утешения от мысли, что совсем недавно она была так хороша и, безусловно, да… без условий… счастлива. А теперь внезапно состарилась, и большей частью – в своей душе. Душа её сморщилась, как печёное яблоко. Сознание необратимости случившегося угнетало до такой степени, что, даже заселившись в санаторий, она не могла свыкнуться с мыслью, что это уже свершилось, что тело её стареет не по дням, а по часам, и муж бросил её ради другой, более молодой женщины.

Когда предложили путёвку, Лия заверила, что у неё есть все нужные справки и анализы. Она позвонила однокласснику, который руководил диагностическим центром, и уже через три дня он привёз все необходимые документы. Кроме того, он, Юрка Норкин, влюблённый в неё в школьные годы, вызвался добросить её до нужного места. Чемодан она собирала наспех, кидала всё, что попадалось под руку – от красного пальто «Dolce & Gabbana», шикарного костюма от «Armani», комбинезона «Escada» до белоснежных кроссовок «Puma». Ей и в голову не пришло, как неуместно будет это всё на природе, среди простенько одетых бабушек и дедушек, как она будет в этих самых кроссовках месить грязь, отыскивая место слияния Москвы-реки и реки Рузы.

Норкин довёз, как и обещал, до санатория и… взял с неё за весь комплекс услуг две сотни зелёных. Стало очень досадно. Нет, долларов не было жалко. Было понятно, что теперь она для него не та женщина, о которой он мечтал, и даже не женщина вообще, а источник дополнительного дохода. И она поняла, как безнадёжно они оба постарели…