Когда ты был Богом | Страница 3 | Онлайн-библиотека
Он чувствовал себя чужим и никому не нужным ни в этом доме, ни в этом саду…
Охватив колени руками, и вздрагивая худым телом, Лёнчик с головой погрузился в собственное горе.
Будто дуновение лёгкого ветерка коснулось Лёнькиных волос – он замер, прислушиваясь…
Тонкие нежные пальцы, перебирая мягкие пряди волос, приятно щекотали Лёнькину макушку.
А теперь эти пальцы легко спустились вниз, по тонкой Лёнькиной шее, пробежали по спине между лопаток, точно капли летнего дождя – по стеклу.
Лёнька боялся пошевелиться и не смел поднять головы.
Близко-близко от своего лица он ощутил знакомый горьковатый запах табака.
Лёнька задохнулся…
Вдруг неведомая сила бросила его в объятия той, что была рядом. Он обвил руками Цилю за шею и всем трясущимся тельцем прижался к её груди.
Циля, обняв Лёньку, закачалась так, будто хотела убаюкать.
Женщина тихо приговаривала:
– Т-шшш, всё хорошо, мальчик мой, всё хорошо…
И тогда Лёнчик, наконец, осмелился поднять на Цилю глаза: женщина плакала, но взгляд её был светел…
– Не забирай у меня Лёньку, слышишь? Сына ты уже забрала.
Лёнька слышал, как бабка шмыгает носом и громко сморкается.
– Ну шо вы такое говорите, Домна Галактионовна!
Циля старалась подобрать нужные слова, но не находила.
Хлопнув дверью, она, раздосадованная, уходила в сад…
По улице, переваливаясь, словно утка, шла бабка Домна, за ней – Лёнчик.
Замыкала процессию Циля.
До прибытия поезда оставалось 15—20 минут, поэтому нужно было торопиться.
– Шибче поспешайте! – торопила Домна.
– Циля, можно с вами немного побалакать?
К Циле подступил незнакомый прыщавый мужичок.
Лёнька заметил, как побледнела Циля, как проступила испарина на её высоком, обрамлённом чёрными волосами, лбу.
Бабушка Домна обернулась и недовольно пробурчала:
– Чего от Цили надо, соколик?
Мужичок заулыбался, ощупав цепким взглядом и ту, и другую. Во рту незнакомца блеснула золотая фикса.
– Не бойтесь, мамаша, пару слов – и все дела! Вашу «ципу» отпустим на все четыре стороны.
Домна, развернув тело-баржу, сделала шаг в сторону Прыщавого:
– Таки шо вы хотели перетереть с чужой жинкой?.. Циля, ты знаешь этого мелкого паскудника?
В лице Цили – ни кровинки.
– Всего-то на два слова, тет-а-тет, – не унимался мужичок.
– Я твои «теты-атеты» знаешь где видала?.. Во где!
Бабка Домна сложила фигу, «снялась с якоря» и пошла на мужика с таким видом, словно дрессировщица – в клетку с тигром.
– Да пошла ты, карга старая, – мужичок смачно сплюнул под ноги…
Лёнчик вначале ничего не понял – слишком быстро всё случилось.
Мальчишка услышал звонкий короткий щелчок. Такой Лёнька слышит почти каждый день, когда сосед, пощёлкивая кнутом, выгоняет корову Зорьку на пастбище.
Лёнька увидел, как прыщавый схватился за ухо и гадко выругался:
– Ах ты, старая б… дь!
А потом, что было силы, ударил бабушку Домну кулаком в грудь.
Домна охнула, схватилась за сердце и покачнулась, еле удержавшись на ногах.
– Ба-бааа! – заорал Лёнька и повис на руке, занесённой для следующего удара…
Мужика чуть не забили насмерть: Циля вцепилась в жидкую шевелюру Прыщавого, Домна скрутила руки так, что послышался хруст суставов.
Вокруг собралась толпа, кто-то истошно кричал:
– Милиция! Милиция!
Лёнька вдруг сразу как-то устал и опустился на грязный асфальт.
Вокруг него, источая ароматы, валялись пирожки – с капустой, с картошкой…
Лёнька подобрал лежащий рядом пирожок, сжал в кулачке, и горько заплакал.
– Где болит, мальчик?
– Где милиция?
– Где этот чёртов Потапов?
И никто не догадался, что плачет Лёнька не от боли, а от того, что не смог защитить бабушку и спасти её вкусные пирожки…
– Мамо, может, куриного бульону хотите? – Циля в десятый раз спрашивает об этом свекровь.
Домна второй день лежит среди высоких взбитых подушек и встаёт только «по нужде».
Потапов, не дождавшись приглашения, сам явился в гости.
Не снимая грязной обуви, он бесцеремонно ступил на разноцветный самотканый половичок, лежащий у порога.
Лейтенант, не скрывая любопытства, обвёл глазами комнату:
– Так-так, пристроилась, значит… к хорошим людям – под крылышко?
Потапов нехорошо улыбнулся.
Циля выдержала его наглый и цепкий взгляд.
– Никшни, Потапов! – крикнула из-за занавески Домна. – Не смей забижать Цилю!
Потапов недовольно крякнул и опустился на табурет:
– Давай, Циля, рассказывай: что ты видела в тот день, а вернее – ночью.
Циля молчала.
– Хорошо, я тебе помогу… Ты видела кражу гастронома – ведь так?
Циля недоверчиво кивнула.
– Вот за это тебя, как свидетеля, и хотели убить, – удовлетворённо, будто и сам об этом давно мечтал, сказал Потапов.
Циля вдруг заметно занервничала:
– Гражданин Потапов… товарищ дорогой, их нашли? Всех нашли?
– Нашли бандитов, в городскую тюрьму вчера отправили.
– Слава тебе, господи, – подала голос Домна.
– Скажите, а Чека жив ли?
– Шо, старая любовь не ржавеет!? – подмигнул Потапов и засмеялся.
Женщина как-то неумеючи размахнулась и ударила Потапова по щеке.
Лёнчик зажмурился от страха…
Потапов вдруг сник, достал платок:
– На самой окраине нашли вашего Чеку. Мёртвым. Пять ножевых ранений.
– Как же так?… Нет-нет… Как же так? – залепетала Циля.
Потапов впервые по-доброму взглянул на женщину:
– Может, побоялись, что он видел… Может, Чека и сам на след напал. Не знаю…
– Царствие небесное, – вздохнула Домна. – Жалко как – хороший был мужик.
– Повезло тебе, Циля Иосифовна, что в живых осталась – видно, спугнул кто-то… Так что надолго не прощаюсь – придётся давать показания.
И Потапов ушёл, а на столе остался лежать забытый им, кипельно-белый носовой платок…
Вот она, окраина города! Где-то здесь нашёл своё последнее пристанище Чека, а по паспорту – Иван Петрович Черкасов.
Бурьян да крапива, дикая алыча и тёрн…
Лёнчик кладёт в рот несколько чёрных ягод и морщится, кисло – до горечи!
– Мамо, – цепляется Лёнька к Циле, – а когда мы поедем на море?
– Скоро, сыночек, скоро…
– В отпуск уйду – и поедем, – обещает Микола и обнимает жену за плечи.
– А я хочу, чтобы сестрёнка родилась! – набравшись храбрости, кричит Лёнчик в лицо матери и бежит в сторону дома.
Босые ноги его поднимают с грунтовой дороги лёгкое облачко пыли…
Там, дома, Лёньку ждёт бабушка, новая книга со сказками и вкусные бабушкины пирожки.
Со стороны вокзала, встреч Лёньке, летит южный горячий ветер, донося знакомые с детства слова:
– Граждане… жиры! Поезд… осторожны… счастливого… пути.
Доброго тебе пути, Лёнька!
ЁЖИК КОЛЮЧИЙ
Звон капели рассыпается, дробится на мириады солнечный брызг.
Апрельское солнце, просвечивая сквозь штору, оставляет на листе раскрытой тетради яркие кляксы.
Катя накручивает на указательный палец прядь каштановых волос: раз – завиток, два – завиток…
Сердце Кати то громко стучит в унисон с капелью, то замирает на высокой ноте, словно прислушиваясь к новому, незнакомому чувству.
Катя готова отдать Андрею всё, до последней капли: каждую улыбку, каждую минуту своей пятнадцатилетней жизни. И даже – кровь.
Хотя лишней крови у Кати, между прочим, нет.
Катя принадлежит Андрею от макушки – до кончиков пальцев, но мама думает иначе.
Она считает, что дочка – неотъемлемая часть её самой: и Катин носик, и глазки, и даже маленькая родинка на правой щеке.
Именно поэтому мама так бесцеремонно отворяет дверь в Катину комнату:
– Котёнок, сходи за хлебушком, а?
Вот так всегда! Только-только размечтаешься и – бац! – с облаков на землю.
То хлеб закончился, то посуду надо помыть, то вынести мусор…
У Кати есть, как минимум, две причины не идти в магазин: первая – лень, и вторая – тоже лень.
– Мам, я сейчас не могу, я к контрольной готовлюсь.
И Катя старательно чертит абракадабру, прикрывая тетрадь ладошкой.
Было бы хорошо, если бы мама надела свой бежевый плащ, чуть подкрасила губы и отправилась в Гастроном, что находится за сквером.
| Когда ты был Богом: Наталья Ивановна Колмогорова | 1 |
| СТРАСТИ-МОРДАСТИ | 5 |
| ПОНЧИК И НЕПЛЯЙ | 7 |
| ДВА ОЛОВЯННЫХ СОЛДАТИКА | 8 |