Сотворение Адама и Евы, или Плач ангела | Страница 8 | Онлайн-библиотека
– Нет, сын. Я не знаю, кто дал имя нашему Отцу. Но в Эдеме все называли Его Отцом. Сколько я себя осознаю, я всегда знала, что Он Отец. Этот вопрос никогда ни у кого не возникал. И ангелы и божества, и духи, и скоты и звери; мы всегда знали, что Он наш Отец-Создатель. Я думаю, что Отец открыл свое имя, Сам всем тем существам, которые сотворены задолго до нас. Ради того, чтобы они, как малые дети, могли призывать Его, когда им плохо и благодарить Его, когда им хорошо. А почему у тебя возник такой вопрос? – изумилась Ева.
– Думал, что всему дал имя мой родитель, Бобо. Я думал, что и Отца, Отцом назвал Бобо.
– Нет, сын. Я согласен с твоей мамой. Дать имя – это все узнать о существе, или предмете, которому ты даешь название-имя.
– Значит, Бобо, ты все знаешь обо всем, что на Земле? – обрадовался Каин.
– Нет, – отмахнулся Адам. Но кое-что, мы с мамой, о том, что нас окружает, понимаем. Иначе, мы не смогли бы жить на Земле. И мы не были бы человеками, а были бы, как насекомые, как скоты и звери. А нам Отец дал способность мыслить, дал способность отличать, что необходимо совершать, а что совершать нельзя, чтобы не причинить боль и страдания тем, кто рядом с нами, и самим себе.
– И имя Ему – Отец, – продолжала Ева. Он Единый: Он все сотворил, Он всех слышит, видит, знает обо всем, что Он сотворил, в каждое мгновенье. И если ты, Каин, взываешь к Нему и призываешь «Отче», то Он знает, что это призываешь Его ты, а не я, или Бобо.
– А как Он знает, что это я, а не ты или горилла Ала? Он что, слышит наш голос?
– Нет, сын, Он слышит нашу душу. А для этого не надо кричать, надо искренне спокойно думать о Нем. Он, сын, слышит тебя везде, Он в тебе, в твоей душе. Как я учила тебя молиться, или как говорит родитель «медитировать». Когда ты молишься, ты же не кричишь во весь голос, на вес мир «Отче». Каин рассмеялся, – «Конечно нет».
Ты находишь укромное место и разумом призываешь Отца в своей душе, потому, что Он там.
– И не только там, – добавил Каин.
– И если ты призываешь Его в своей душе, то как Он может думать, что из твоей души призываю Его я?
– А в твоей душе, что другой Отец? – засмущался Каин.
– Во всех живых существах Он един – другого нет. Ну как тебе объяснить. Ты же наблюдательный. Утром рано, посмотри на траву, она вся в росе, и если ты приблизишься и посмотришь на каждую росинку, то в каждой росинке ты увидишь себя. В каждой росинке будет твое отражение, как будто ты не один, а тебя тысячи, столько, сколько на поляне росинок. Так и Отец наш – Он один, а Дух Его, Его частица Духа в каждой душе, в каждом атоме, в каждой росинке.
«Отче» – это имя, свойство Того, Кто все сотворил любовью и в ответ не требует ни любви, ни благодарности. Кто счастлив, когда счастливы все, кого сотворил Он.
Когда-то у тебя будут дети, и тогда ты, как бы станешь Его подобием. Ты для своих детей станешь родителем, и тогда ты познаешь, как больно тебе, когда больно твоему сыну, – ответила Ева.
– Мне, мама, больно даже тогда, когда я вижу, как больно цветку, когда его срывают макаки.
И наполнилась жизнь Каина новым смыслом, вставал он каждое утро, и бежал не в свой «Рай», как ранее, а к матери своей Еве и спрашивал, не заговорил ли еще Авель, не встает ли он на ноги свои. Но как всегда, мать прикладывала палец к губам своим и тихо шептала, что брат Каина еще спит. «Что он все спит да спит», – разочарованно вздыхал Каин и уходил в свой сад.
Омывшись в ручье он вставал лицом к солнцу, и сложив молитвенно ладони у сердца, затаив дыхание, обращал свой внутренний взор в центр груди. Его душа шептала слова благодарности и восхищения Тому, Кто жил в его душе.
Каин просил, чтобы Отец хоть раз показал себя, хоть на миг, хоть в каком угодно облике. Но видел он, то растения, которые вчера пересадил на новое место, то ангелов, а теперь каждое утро видел своего черного, как обезьянка брата. И ему становилось смешно. Он молил: «Отче, пусть брат мой станет таким большим, как я, как можно скорее, хотя бы через сто восходов солнца. Мне хочется поговорить с ним, мне хочется показать ему, какие новые розы выросли в моем Раю».
И скоро встал Авель на ноги, и бегал уже быстрее Каина. Был он силен и упрям, и нигде не отставал от родителя своего Адама. И не слушал он никогда размышлений Каина о том, как прекрасно устроил Отец все на Земле, как радостно беседовать с ним на восходе солнца, когда все просыпается и восторженно наслаждается новым днем. Как приятно побыть с Отцом в середине дня, когда уже исполнил какое-либо благое дело, и как радостно сообщить об этом Создателю. А как радостно прийти на закате солнца, к ручью и опустившись на колени сказать: «Отче, я знаю, что Ты был со мною весь день. Ты направлял меня в делах моих. Спасибо Тебе, что сегодня спас меня, когда я чуть не свалился с летающего ящера, когда мы пролетали над озером, и я засмотрелся на купающихся русалок. Спасибо Тебе, что я спустился по скользкой скале в узкое ущелье и смог спасти упавшего туда козленка».
Я наблюдаю, Отче, за Каином, и мне приятно, что он всегда думает о тех, кто рядом с ним, кто нуждается в помощи. Мне приятно бывать рядом с ним. От него всегда исходит энергия покоя и любви. Он и по внешности и по характеру близок к своей матери.
Глава 7. Характер и пристрастия юного Авеля
А вот юный Авель – это уже Адам и обликом, и характером. Я думаю, что для Земли – это не подарок. В нем больше от человека плотского, нежели человека духовного, как Каин и Ева. И тянется в играх своих Авель больше к зверям, чем к скотам, а если и играет со скотами, то старается незаметно ущипнуть, укусить. Причиняя боль своему близкому, он получает наслаждение. Это настораживает меня, так как он первое существо на Земле, которое ловит энергию страдания и получает от этого удовольствие. Мне кажется, что он даже не осознает, почему ему приятно, когда кто-то страдает. Опасно то, что волки, тигры и львы почему-то стараются подражать человеческому сыну.
Раньше, когда звери устраивали между собой игры, то просто старались или выше прыгнуть, или обогнать друг друга. А сейчас, подражая Авелю, они стараются друг друга укусить, придушить, причинить боль. Часто игры их становятся нервными, с рычанием и угрозами. Авелю это нравится, и он натравляет собаку на волка, или льва на тигра. Звери чувствуют, что их игры становятся жестокими и пытаются при появлении маленького господина куда-нибудь уйти или спрятаться. Но Авель стаскивает их за хвосты с деревьев, или из нор, упрекает зверей в том, что они не подчиняются ему.
А недавно, когда львята отказались драться с волчатами, он побежал к Адаму и пожаловался, что звери ему не повинуются. Адам разгневался на зверей и при Авеле и Каине заставил львят бороться с тигрятами, а не с волчатами: «Потому, – сказал он, – что не справедливо слабых стравливать с сильными. Каин пытался приостановить эту жестокую игру: «Мама говорит, что плохо пытаться посорить одно существо с другим, а тем более позволять сильным подчинять себе слабых».
Адам строго посмотрел на старшего сына: «А я разве разрешил тебе давать мне советы? Сегодня мне станешь указывать ты, как мне жить, а завтра эти самые львы и волки, которые из-за трусости отказываются исполнять волю Авеля…»
– Прости меня, Бобо, просто я подумал, что…
– Думать буду я, – прервал его Адам. И решать, как и кто, что будет делать на Земле, тоже буду я. Иди к своим цветам и гороху, а мы с Авелем будем воспитывать этих трусливых щенят.
Опустив голову, Каин медленно удалился в свой тихий, спокойный Рай.
– Иди, иди, – прокричал ему вслед торжествующе Авель и высунул язык.
– Отче, – размышлял Каин, – зачем Бобо позволяет брату моему воспитывать у животных чувство соперничества? Они же потом станут угнетать друг друга. Даже травы, цветы, деревья стараются занять побольше места, произрастать там, где побольше света и воды. Хотя у них нет разума. Как говорит мама: «У них инстинкт самосохранения». А у животных уже зачатки ума, совести, ответственности. Они прекрасно поддаются обучению. И если мы, человеки будем подавать им жестокие уроки, то они очень быстро их запомнят, и потом это станет их новыми инстинктами.
И если сильным понравиться господствовать, повелевать слабыми, то потом, их очень трудно будет отучить от этих привычек. Их надо будет переучивать, чтобы они стали милосердными; а это почти невозможно. Как мой родитель, Бобо, привык господствовать и теперь не желает ни с кем, даже советоваться, так и звери, и скоты уже потом не исправятся. Сильные всегда будут притеснять слабых, а слабые будут на побегушках у сильных. И мы же, человеки, потом будем называть их «скотами неразумными», хотя, таковыми их «сделали» мы, человеки.