Выбрать главу

Анатолий Мариенгоф

СТИХАМИ ЧВАНСТВУЮ

Лирические поэмы

ПОСВЯЩЕНИЕ

На каторгу пусть приведет нас дружба, Закованная в цепи песни. О день серебрянный, Наполнив века жбан, За край переплесни. Меня всосут водопроводов рты, Колодези рязанских сел — тебя. Когда откроются ворота Наших книг, Певуче петли ритмов проскрипят. И будет два пути для поколений: Как табуны, пройдут покорно строфы По золотым следам Мариенгофа, И там, где, оседлав как жеребенка месяц, Со свистом проскакал Есенин.

(Март 1920)

ВСТРЕЧА

Сергею Есенину

1. Какой земли, какой страны я чадо, Какого племени мятежный сын. Пусть солнце выплеснет Багряный керосин, Пусть обмотает радугами плеснь, Не встанет прошлое над чадом. Запамятовал плоть, не знаю крови русло, Где колыбель И чье носило чрево. На Русь, в веках лежащую огромной глыбой, Как листья, упадут слова С чужого дерева. Но есть любовь, и этот легкий дым Не разорвет когтистая пурга. Пусть вышиты глаза узором иноземным, Я пыли не сотру на обуви другой. 2. В тяжелые зрачки, как в кувшины, Я зачерпнул и каторгу, И стужу. Колесами и звонкой матершиной Лихач рвет тряпки луж, А кони буйство в гривах берегут. Поэма, песнь, строфа ли Легла Червонным золотом луны На стекла, На асфальт И на узор чугунный. А разве та, Чьи губы страстный крик полосовал, Не будет гребнем моего стиха до самого рассвета Расчесывать каштановые волоса. 3. По черным ступеням дней, По черным ступеням толп (Поэт или клоун?) иду на руках. У меня тоски нет. Только звенеть, только хлопать Тарелками лун: дзин-бах! А синий Колпак С бубенцами звезд бах-дзин! А солнце на животе, А тихое помешательство рядом на четырех лапах: "Отчего воете?" Кость и тело с себя не снять — Не уйти из родной конюшни, И влачится кандалми песня По черным ступеням дней. 4. Город, мира каменная корона. От зубца к зубцу с окраины и до окраины Себя радугой над тобой гну. В уши собираю, как в урны, В Вавилоне чаемый Гуд. Шумы песен в ведрах На грузовиках катим боль — Кто этот мудрый отрок Бежит от меня в поле? Кличу: "Гони сюда коров, овец и стада бычьи, На тонких плечах нам неси вязанки Зари, Для нас сбереги в ладонях журавлиный крик Осеннего спозаранка. 5. Отсюда: горбясь на лапах асфальт полз — На спине: Собор Исаакия — хлеб хозяйский. И еще — Колокольня Ивана — рукоятью поднятый меч. Отсюда: ржаное поле — "Здравствуй! Миллиарды золотых языков Веков трубы эту протрубят встречу" Насмерть Разбиться голубой чашей звездной оргии, Вытечь вину зари на белоснежную скатерть: Сегодня вместе Тесто стиха месить Анатолию и Сергею

(Март 1920)

СЕНТЯБРЬ

1. Есть сладостная боль, — не утоливши Жажды, Вдруг Выронить из рук Любимых глаз ковши. В трепещущее горло Лунный штык — Прольется кипяток, вольется лед и тишь. 2. Быстрее разум-конь, быстрей! Любви горячее пространство Подковы Звонкие распашут, Нежнейших слов сомкнут ковыль… Мне нравится стихами чванствовать И в чрево девушки смотреть, Как в чашу. 3. Рассветной крови муть Стекает с облаков — посеребряных ложек. Не позову и не приду на ложе И ни к кому. Ее ресницы — струны лютни, Их немота странна, И кровь еще мутней Сочат сосцы, как золотые краны. 4. Не понимать родную речь, Идти и неподвижным быть, Читать слова и быть незрячим… Белков сияющая степь, И снова радужные нимбы Над степью выженной горят! И снова полыхает перстень На узком пальце фонаря. 5. Тяжелый таз Осенних звезд Не каждому дано перенести. В какую глубину меня низвел Звенящий стих Ресниц. Потряс сентябрь — сумрачный возница По колеям свой желтый тарантас. 6. Как в трупы, в желтые поля Вонзает молния копье, Кинжал и меч, стрелу и нож, клинок И сумерки, как пес, Зари кровавый рот Оскаля, Ложатся спозаранок У каменных ботинок городов. 7. Под осень отцветают реки, Роняя на песок И на осоку Зеленых струй листы. В карманах Розовых туманов Чуть слышен ветра крик И воробьиный свист. 8. И хорошо, что кровь Не бьет, как в колокол В мой лоб Железным языком страстей. Тяжелой тишиной накрой, Вбей в тело лунный кол, Чтобы оно могло Спокойно тишину растить. 9. Не так ли Лес Перед бедой Запахивает полы Широкого пальто. Открою у ладони синий желоб — Прольется кипяток, Вольется лед.

(Май 1920)

РУКИ ГАЛСТУКОМ

1. Обвяжите, скорей обвяжите, вокруг шеи Белые руки галстуком, А сумерки на на воротнички подоконников Клали подбородки грязные и обрюзгшие, И на иконе неба Луна шевелила золотым ухом. 2. Глаза влюбленных умеют На тишине вышивать Узоры немых бесед, А безумие Нелюбимых поднимается тишины выше, Выше голубых ладоней поднебесья. 3. Прикажет и лягу проспектом у ног, И руки серебряными панелями Опущу ниц — Руно Молчания хорошо собирать в кельи Зрачков сетью ресниц. 4. Губами жевать красную ветвь Губ. Глазами синевы дерн Глаз. Из сапога ночи выдернул Рассвет Желтую ногу И опустил в утренних облаков гуд. 5. Не было вас — и не были дня, не было сумерек, Не горбился вечер И не качалась ночь. Сквозь окно На улицы, разговаривающие шумом рек, Выплыл глазами опавшими, как свечи. 6. К пристаням безумия и вчера и сегодня Мыли бросали галок ленты И опускали сходни. Сейчас, сейчас же, Извлеките квадратный корень из коэффициента Встречи около чужого № в гостинице для приезжающих. 7. Вечер — швейцар В голубой ливрее — подавал Петербургу Огненное пальто зари. Почему у одних глаза швыряются Звездной пургой, А у других из ворот век не орут даже, как автомобильные фонари. 8. И снова голые локти Этого, этого и того дома В октябре зябли, И снова октябрь полировал льдом Асфальтов серые ногти, И снова уплывали часы, как корабли. 9. Не было вас, и все-таки Стал день, вытекли сумерки, Сгорбился вечер и закачалась ночь — Потому что: время перебирало четки, Дымилось весной, И солнце белую мякоть снега грызло золотой киркой.
1